Расти на своих киловаттах

Авторы:
Андрей Виньков, Ирик Имамутдинов, Станислав Розмирович

Дефицит энергоресурсов на внутреннем рынке, слабость нашего энергомашиностроительного кластера и низкий КПД российской экономики мешают нам стать энергетической сверхдержавой

В прошлый понедельник в Государственном Кремлевском дворце открылся всероссийский энергетический форум «ТЭК России в ХХI веке». Политический бомонд почтил мероприятие сидением в президиуме. Форум открыл глава Совета Федерации Сергей Миронов. Между тем событие осталось без внимания президента и премьера, заявленных в программе пленарного заседания. За ветвь исполнительной власти отдувался ответственный за отрасль министр промышленности и энергетики Виктор Христенко, отчитавший доклад о состоянии и перспективах российского ТЭКа. Большая часть его доклада была посвящена развитию нефтегазовой промышленности и транспортной системы, в первую очередь для расширения экспорта энергоносителей в азиатском и дальневосточном направлениях.

Вряд ли это министерское выступление можно записать в актив куда более важного мероприятия — питерского заседания «большой восьмерки»: по крайней мере, язык глобальной энергобезопасности так и не был изобретен.

Что касается электроэнергетики, то министр лишь подтвердил раскрученный президентом страны настрой главы Росатома Сергея Кириенко к 2020 году довести долю атомной энергетики в электрическом балансе России до 22-25% (кстати, это прописано и в Энергетической стратегии страны), ратовал за создание плавучих АЭС и локальных атомных станций для труднодоступных районов, а еще за «организацию массового производства локальных энергоустановок с использованием возобновляемых источников (энергии ветра и Солнца, водных ресурсов рек, морского прилива и отлива, термальных источников, биотоплива, отходов лесопереработки, твердых бытовых и сельскохозяйственных отходов и др.)» и даже за водородную энергетику.

О том, что у нас есть намного более насущная проблема, чем развитие маломощной альтернативной энергетики, — а именно нарастающий из года в год дефицит электроэнергии из традиционных источников, — Христенко не сказал ни слова. Не упомянул он и о необходимости ввода новых энергетических мощностей, а также инвестиций в энергомашиностроительную отрасль. Будто нет в стране ежегодного экономического роста в 6%, который требует пропорционального наращивания энергетического потенциала. Будто не было московской аварии годичной давности, когда без электроэнергии осталась вся южная часть города и ряд подмосковных районов. Будто не было нынешней морозной зимы, когда российские электростанции работали на пределе своих возможностей. Мы попытались разобраться в том, что осталось у Христенко между строк.

Дефицит есть

В 1999 году команда Анатолия Чубайса, незадолго до этого пришедшая к руководству большей частью электроэнергетики страны, с помощью отраслевых и академических ученых сделала прогноз роста потребления электричества, сопоставив его с возможностями энергетики страны. В итоге получился график, на котором падающая линия энергопроизводства (выводимая из-за старости мощность превышала нововведенную) пересекалась с возрастающей в результате подъема экономики линией энергопотребления в 2005 году. Пересечение двух линий журналисты, с легкой руки академика Владимира Фортова, стали называть «крестом Чубайса». По словам самого академика, никакого креста, быть, конечно, не может: «Если не будет достаточно энергии, экономический рост никогда не обеспечить. Падающая энергетика остановит и загнет любую растущую экономику». Мало того, «для нормального развития экономики возможности электроэнергетики должны превышать потребности на 10-15 процентов, этот жирок нужен для того, чтобы вся энергосистема была стабильной, как это было в Советском Союзе». Может, в России есть избыток мощностей и потому нет проблем с вводом новых?

В наследство от СССР России осталось 216 ГВт энергетических мощностей (из них 150 ГВт на электростанциях РАО ЕЭС). Из-за того что в течение десятилетия после развала СССР мы мало чего производили, потребление энергии в стране упало на треть. Во многом благодаря этому энергетика смогла протащить нашу экономику и ЖКХ буквально до последнего времени (серьезный звоночек прозвучал в мае прошлого года, как раз во время московского блэкаута) без серьезных технических сбоев и уж тем более без катаклизмов. В начале нового тысячелетия, когда начала было расти экономика, электростанции работали в среднем на 70% своей мощности, а диспетчерские службы РАО ЕЭС ограничивали работу АЭС, чтобы те не вырабатывали слишком много «лишнего» электричества. Кстати, именно пуск атомных блоков, строительство которых началось еще в советское время, обеспечил большую часть примерно из 9 МВт введенной с 1991 года электрической мощности (последний миллионник был пущен на Калининской АЭС в прошлом году).

Два года назад один из экспертов, сокрушаясь из-за невозможности нарастить инвестиционную составляющую в тарифе атомного киловатт-часа, говорил «Эксперту»: «О какой структурной технической перестройке электроэнергетики можно говорить, когда в самый пик потребления в 2004 году без загрузки оставалось более 30 гигаватт (то есть простаивало более 15% от установленных мощностей. — 'Эксперт')». Наш собеседник лукавил, недоговаривая, что эти самые 15% запаса — залог стабильной работы всей энергосистемы страны в целом. Но только этим «недоиспользованием» ресурсов установленных еще в СССР мощностей и можно объяснить тот факт, что наша энергетика умудрялась питать страну при официальном «среднем износе», составившем в 2005 году почти 60% (в гидрогенерации — больше 70%) — основная масса действующих сегодня электростанций, сетевых и распределительных систем вводилась в 60-70-е годы прошлого столетия. Многократный запас прочности, обеспеченный нашей энергетике советским энергомашиностроением и испытанный пятнадцатью годами реформ, исчерпывается.

«Лафа недоиспользованности» закончилась. По данным Института энергетического проектирования, спрос на генерирующие мощности еще в 2004 году достиг 190 тыс. МВт (с учетом необходимого оперативного и стратегического резерва мощностей). В 2005 году, по расчетам Министерства экономического развития и торговли России, он должен был достичь 197-199 тыс. МВт. Но сильные морозы внесли поправку в прогнозы МЭРТ, и пиковые нагрузки практически сравняли спрос на энергию с предложением генерирующих мощностей (то есть превысили 200 ГВт).

В Москве и Санкт-Петербурге для нормального энергообеспечения вводились ограничения на предприятиях, и до 15-20% энергии пришлось закачивать из соседних энергосистем. Атомщики, по словам Анатолия Чубайса, все время жаловавшиеся на сетевые ограничения, накладываемые диспетчерскими службами РАО ЕЭС (могли бы производить больше электроэнергии, да РАО не дает), стали выдавать невообразимый еще несколько месяцев до этого коэффициент использования установленной мощности (КИУМ), превышающий 100%.

Дефицит есть и без морозов: глава РАО ЕЭС на заседании Академии наук в декабре прошлого года жаловался, что в Энергетической стратегии, исправленной в последний раз в 2003 году, обещали прирост к 2005 году не более 50 млрд кВт•ч, а на деле он составил аж 73 млрд кВт•ч — почти на 50% больше, и это в целом по стране. В некоторых же регионах спрос на электричество еще выше: в Дагестане, в Московской, Ленинградской, Белгородской областях он более чем втрое превышает показатели, прописанные в Стратегии, а в Тюмени — почти в пять раз. В Москве спрос на электричество растет на 0,5 ГВт в год и почти ничего не вводится (в московских районах Пенягино и Куркино недавно введены две локальные станции на сатурновских газовых турбинах мощностью 24 МВт, что-то делается в ближайшем Подмосковье — Переделкине, Зеленограде, но мы сейчас о большой энергетике).

Угроза дефицита и невозможность его быстрого покрытия за счет ввода новых мощностей заставили ведомства Анатолия Чубайса и Юрия Лужкова закупить десять мобильных генераторов американской компании Pratt & Whitney мощностью по 25 МВт. Но это капля в море даже для Московского региона — 200-250 МВт потребляет одна Московская кольцевая автодорога.

Учитесь у китайцев

В интервью «Эксперту» Анатолий Чубайс говорил, что во время последнего визита в Китай он был поражен масштабами ввода энергетических мощностей в этой стране, исчисляемых десятками гигаватт в год. Разговаривая с академиком Фортовым, назвавшим еще большие цифры китайского энерговзлета, мы даже позволили себе усомниться в данных по объему мощностей, вводимых ежегодно нашим юго-восточным соседом. Видя наше сомнение, академик говорил: «Вы не понимаете, с чем столкнулись китайцы. У них на севере стоят хайтечные заводы, купленные за два-три миллиарда долларов в Германии и Америке, и их нечем обеспечить: все готово к работе, только нет электричества».

Директор пекинского представительства российского энергомашиностроительного концерна «Силовых машин» Сергей Скворцов в разговоре с «Экспертом» подтвердил: в 2003 году Китай ввел 29,7 ГВт, в 2004-м — 38,5, в прошлом — более 50, а в текущем году введет не менее 60 ГВт мощностей — и это только по государственным контрактам, еще около 15 ГВт введут частные компании. Масштаб китайского энергетического роста не укладывается в российской голове, достаточно привести данные советского пика — 13,8 ГВт в конце 70-х годов прошлого столетия. В советское время в среднем вводилось по 6-10 ГВт ежегодно. Китайцы опережают не только нас, они запросто обошли США — те на пике роста атомной электроэнергетики пустили в 1971 году объекты генерации общей мощностью 40 ГВт.

Понятно, что при таком ускоренном росте энергетики через некоторое время китайцы, возможно, столкнутся с чередой техногенных аварий на своих электростанциях, но это потом; пока же задачу ввода мощностей они реализуют с восточной дотошностью. Восхищает динамизм наших соседей: в середине 2004 года, по словам председателя Госкомитета КНР по реформам и развитию Ма Кая, установленная мощность энергоблоков в Китае достигла 400,6 ГВт, а в конце 2005-го превысила 508 ГВт. В этом году китайская энергетика без малого втрое превысит российскую. По технологиям это выглядит так: около 70% китайских вводов составляют угольные блоки, немногим больше 20 — гидроэлектростанции (это пока еще без пресловутых «Трех ущелий»). По словам г-на Скворцова, восхищает то, что потребности в энергооборудовании Китай все больше покрывает за счет собственного производства. Китайские инженеры, отучившиеся в советских институтах, воспроизводят классическое энергетическое оборудование, опираясь на наши же технологии, причем делают это вполне качественно. Они уже освоили технологии с закритическими параметрами пара — с повышенным КПД. Китайцы не только интересуются классическими технологиями сжигания угля или газа, но и начинают осваивать технологии нового поколения. Они договорились с General Electric о поставке десяти газовых турбин мощностью 250 МВт для парогазовых установок с условием передачи технической документации на их производство. По условиям, выдвинутым Китаем, GE поставит две турбины, полностью изготовленные на оригинальных заводах, а остальные восемь будут собраны уже в Китае. Для китайских специалистов уже нет тайн в производстве котлов с кипящим слоем (для сжигания низкосортных топлив): в стране уже работают два предприятия самых известных западных производителей в этой области — американский Forster-Willer и европейский Alstom, — а у нас не могут наладить работу единственного котла такого типа на Алтае. Китайцы осваивают и атомные энергетические технологии. Правда, пока из девяти работающих в стране энергоблоков только два собственно китайского производства, а из пяти теперь строящихся два — российского. Несмотря на наши дефолты с контрактным пуском первых двух блоков на Тяньванской АЭС, китайцы, скорее всего, отдадут нам заказы на сооружение еще двух: СССР обеспечил нас изрядным технологическим преимуществом — умением сооружать качественные атомные энергоблоки, а китайцы хотят это умение перенять.

Не отстает и Индия, которой мы помогаем в ее энергетической программе. Индия вводит десятки гигаватт мощностей в год. Похожий размах в Латинский Америке (Аргентине и Бразилии). Посмотрим на США — здесь в прошлом году ввели более 30 ГВт мощности. А у нас в прошлом году ввели около гигаватта: парогазовый блок мощностью 450 МВт на Калининградской ТЭЦ и 330-мегаваттную гидротурбину на Бурейской ГЭС.

Энергетическая импотенция

Оставим вопрос, почему сегодняшняя российская власть никак не озаботится очевидным: претендуя на роль мирового энергетического лидера, она не думает о том, что управляемая ею страна рискует впасть в жесткий энергокризис, который (не говоря уже о вполне реальном сценарии холода и обесточивания жилых микрорайонов крупных мегаполисов в следующую зиму) в итоге может ограничить экспорт нефти и газа «для энергобезопасности мирового сообщества».

Как отмечают эксперты, нынешних разведанных и полностью подготовленных запасов нам хватит для обеспечения добычи 150 млн тонн нефти в год лет на сорок-пятьдесят. Но добываем-то мы намного больше — лишь в прошлом году добыча нефти, включая газовый конденсат, в России превысила 469 млн тонн. При растущем внутреннем спросе экспортные перспективы становятся туманными.

«Газопотребление в стране еще в 2004 году вышло на показатели, запланированные лишь на 2020 год, — рассказывает генеральный директор Института проблем естественных монополий (ИПЕМ) Юрий Саакян. — Никто не ожидал такого опережающего роста потребления газа в энергетике и ЖКХ. Отсутствие реальных шагов в части доступа независимых производителей газа к газотранспортной инфраструктуре 'Газпрома' охладило их пыл. В то же время падение добычи на большинстве месторождений у самого 'Газпрома' не смогло обеспечить покрытие дефицита газа. 'Газпром' уже давно отстает в графике ввода в строй крупнейших месторождений природного газа (Ямал, Штокман, Ковыкта)». По оценкам экспертов ИПЕМ, к 2010 году масштабы дефицита (несоответствия между объемами собственной добычи, возможностью внутреннего потребления и экспорта газа) могут достичь 120 млрд кубометров, а к 2020 году — 343 млрд кубометров. Уже в этом году разрыв между внутренним спросом на газ и поставками «Газпрома» на внутренний рынок составил, по данным другой экспертной организации, Института энергетической политики, 100 млрд кубометров.

Между тем Россия опережающими темпами начала заключать межправительственные договоры о новых поставках газа в страны Европы и Китай.

Как считает Юрий Саакян, «придется оптимизировать внутреннее потребление газа в стране, поскольку резко нарастить объемы собственной добычи в среднесрочной перспективе будет крайне сложно, а ограничивать объемы экспорта невыгодно и политически недальновидно».

В принципе ресурсную базу можно развивать. На смену западносибирским месторождениям должны прийти регионы Восточной Сибири и Дальнего Востока, а также месторождения на морском шельфе. Чтобы это стало возможным, к 2020 году только на Дальнем Востоке и в Восточной Сибири необходимо прирастить 2,9 млрд тонн запасов нефти и 3,8 трлн кубометров газа. Но добиться этого можно только при условии ведения геолого-разведочных работ на уровне советских времен, причем необходимо как раз кардинальное увеличение объемов поисково-разведочных работ, прежде всего в новых районах, характеризующихся масштабными оценками прогнозных ресурсов нефти и газа. К числу таких районов следует отнести нефтегазоносные провинции Восточной Сибири (Лено-Тунгусскую, Лено-Вилюйскую, Енисейско-Анабарскую), Прикаспийскую нефтегазоносную провинцию, а также территории континентального шельфа России. Впрочем, и «староосвоенные» регионы не стоит сбрасывать со счетов. Как указывают специалисты Института геологии нефти и газа Сибирского отделения АН, на востоке Западной Сибири выявлена, например, новая перспективная Предъенисейская субпровинция. Здесь, как утверждают ученые, ожидаются серьезные открытия.

Однако выделенных на этот год 280 млн долларов на проведение этих работ по всей стране, как отмечают специалисты, явно недостаточно. Только для того, чтобы довести запасы нефти по Восточной Сибири и Якутии до готовности получения 80 млн тонн в год, потребуется затратить 14-15 млрд долларов. Чтобы обеспечить выполнение Энергетической стратегии страны до 2020 года, только в геологоразведку придется вложить 47 млрд долларов, то есть более 3 млрд долларов ежегодно. Это в разы отличается от нынешних вложений!

Новые разведанные ресурсы пока появляются не благодаря открытию крупных месторождений, а за счет доразведки имеющихся. В нынешних экономических условиях компании стремятся минимизировать свои риски и затраты. Как утверждает Теодор Фелдер, региональный менеджер компании IHS по странам СНГ, в 2005 году пополнения в ресурсной базе России ненамного превысили годовой объем нефтедобычи. По предварительным данным, новые ресурсы составили 0,6 млрд тонн, что всего на четверть больше годового объема добычи. Что касается запасов газа, то пополнение ресурсов в 2005 году составило 651 млрд кубометров — это лишь немного перекрывает годовой уровень добычи в 640 млрд кубометров.

Более половины запасов прибавилось как раз благодаря переоценке уже действующих месторождений. По сути основной прирост добычи нефти и газа получен за счет месторождений, открытых до 1991 года.

Дело в том, что геологическое изучение недр — рискованный объект для инвестиций. Во-первых, закон не устанавливает, что первооткрыватель месторождения гарантированно получит право на пользование им. Во-вторых, очень велики риски, что месторождение в новых регионах можно и не открыть, поэтому таких регионов в кармане компании должно быть много. Но как правило, такое вряд ли возможно для небольших структур. А крупных корпоративных образований, неподконтрольных государству, за исключением «ЛУКойла», в России практически не осталось. Таким образом, получается, что судьба большей части затрат на геолого-разведочные работы лежит на плечах государства.

Парогазовая перспектива

Впрочем, дефицит энергоресурсов — не последняя проблема. Мы имеем чудовищно неэффективную тепловую (на угле и газе) паросиловую генерацию со средним КПД около 33-35% (в цивилизованном мире — 40-42%). По данным Института энергетического проектирования, средний удельный расход топлива на выработку электроэнергии в России составляет 335-340 граммов условного топлива на киловатт-час при аналогичном показателе на типичной европейской парогазовой установке (ПГУ) — 210-250 граммов на киловатт-час. Применив это не совсем корректное сравнение, легко высчитываем, что российская электроэнергетика ежегодно сжигает лишние 40-50 млрд кубометров газа.

Обновление российской электроэнергетики по сценарию, предложенному РАО ЕЭС, должно пойти по двум направлениям — за счет реконструкции и ремонта основного оборудования станций и за счет ввода новых мощностей. За четыре с лишним года — так прописано в концепции — предстоит полностью демонтировать наиболее изношенные энергоблоки общей мощностью 4,569 ГВт. При удачных инвестиционных раскладах вместо них введут около 2,5 ГВт новых мощностей. Но это просто смешные цифры по сравнению с тем объемом мощностей, которые предстоит в эти же годы реконструировать, — 25,148 ГВт, то есть 4-6 ГВт ежегодно. Причем простым «продлением срока службы» на бумаге обойтись уже не получится — придется провести капитальную реконструкцию энергоблоков.

Ладно, с модернизацией наше энергомашиностроение, привыкшее к отсутствию спроса на новое оборудование внутри страны и к работе с восстановлением стареющей техники, как-то справится. А вдруг пойдет спрос на новое? Направления новые очевидны, у нас засилье газовых станций, особенно в европейской части страны, значит, на месте старых надо строить новые парогазовые установки, которые могут сэкономить до 40% топлива при той же производительности.

Генеральный конструктор НПО «Сатурн» (производитель газовых турбин для энергетики) Михаил Кузменко говорил «Эксперту»: «Перспектива развития большой энергетики России — парогазовые установки, а дороговизна газа приведет к еще большему толчку для перехода отрасли на парогазовые установки. Сейчас электрический КПД лучших российских газовых станций редко превышает 38 процентов, а ПГУ при том же потреблении топлива в любом случае даст больше 52 процентов». По словам генерального директора НПО «Сатурн» Юрия Ласточкина, его компания при платежеспособном спросе может выйти на серийное производство 6-8 газовых турбин ГТ-110, необходимых для ПГУ. На самом деле едва ли «Сатурн» меньше чем за год-два выйдет на заявленную мощность. Но чтобы поставить производство на поток, говорит г-н Ласточкин, нужен внятный сигнал государства о том, что продукция будет востребована и имеет смысл ставить ее в серию. Директор по производству Ленинградского металлического завода (концерн «Силовые машины») Александр Рогаткин утверждает, что «при сегодняшней численности персонала можно изготавливать четыре ГТ-160 в год. При увеличении численности персонала в газотурбинном и сборочном производстве можно делать до восьми турбин в год. Еще больше увеличить выпуск возможно при условии инвестиций в модернизацию и закупку дополнительного оборудования».

Хорошо, а что могут реально дать нам производители газовых турбин через два-три года? Реально — четыре ГТ-110 и четыре ГТУ-160, если без деталей — это примерно полтора гигаватта в год (заметим, при платежеспособном спросе), совсем неплохо для страны, которая в прошлом году ввела меньше гигаватта, но это меньше ежегодного роста потребности Москвы и Питера.

В традиционных направлениях, где мы всегда сильны, — в газовых и угольных электростанциях, — быстрый рост внутреннего спроса удовлетворить будет нельзя. Руководители «ЭМ-альянса», объединяющего лучшие котлостроительные предприятия страны, говорят, что смогут на двух предприятиях (в Таганроге и Подольске) наладить производство шести крупных (от 300 МВт) котлов для классических паросиловых установок; правда, и котельщики оговаривают срок в два с половиной года, который необходим для наладки производства парогенерирующих установок.

Есть и другой важный аргумент, играющий против быстрого удовлетворения внутреннего спроса: например, из полуторамиллиардного портфеля заказов крупнейшего энергомашиностроительного концерна «Силовые машины» на импортные заказы приходится 88%, а «ЭМ-альянс» не сделал в последние годы ни одного крупного котла для российской энергетики — все уходило в Китай, Индию и Вьетнам. Так что даже при самом благоприятном раскладе быстро повернуть родное энергомашиностроение на внутренний спрос невозможно.

Возьмем другое направление, в котором российское лидерство не опровергается даже конкурентами, — атомную энергетику. Глава Росатома Сергей Кириенко обещает ввести 40 атомных энергоблоков за 20 лет, да еще и на экспорт поработать. Отличная идея. А что мы можем? По словам г-на Рогаткина, цикл изготовления турбин типа К-1000 (для атомных блоков-миллионников — гигаваттников) составляет 32 месяца. ЛМЗ может изготавливать до двух миллионников в год.

Позволим себе усомниться. При наличии платежеспособного спроса на производство двух атомных миллионников ЛМЗ выйдет в лучшем случае через три-четыре года. Примерно так же сработает и «Электросила» (тоже в «Силовых машинах»), выпускающая, может быть, лучшие электрогенераторы в мире. Но это еще ничего. У нас есть намного более серьезная проблема: единственное производство атомных реакторов в стране — Ижорские заводы могут делать сейчас одну треть котла стандартного ВВЭР-1000 в год. Как мы собираемся покорить мир своими атомными технологиями?

Берегите энергию

Но и малые возможности нашего энергомашиностроения не последний ограничитель на пути превращения России в энергетическую сверхдержаву.

Российская экономика ест слишком много электроэнергии. Эффективность использования добытых на территории России энергоносителей отстает не только от развитых, но и от многих развивающихся стран, в том числе от ряда бывших республик СССР. Так, если в России уровень потребления энергоресурсов составляет 0,5 кг нефтяного эквивалента на каждый доллар ВВП, оцененного по ППС, то в большинстве развитых стран он составляет 0,2 кг. Даже в странах Скандинавии и Канаде, где климатические условия близки к российским, этот показатель равен соответственно 0,22 и 0,3 кг. В целом по энергорасточительности Россия сегодня занимает 10-е место в мире.

Основная причина столь высокой энергоемкости российской экономики — сложившаяся еще в СССР структура промышленного производства. Энергоемкие отрасли, такие как металлургия или химия, преобладают в нашей промышленности, и эта структура сохранялась вплоть до начала XXI века. Так, если в России к началу реформ 90-х годов доля продукции неэнергоемких отраслей — машиностроения, легкой и пищевой промышленности — составляла в общем объеме продукции промышленности страны 44%, то к настоящему времени она сократилась до 35% (в ценах 1990 года). При этом электроемкость машиностроения составляет 43-44%, легкой промышленности — около 60%, а пищевой промышленности — даже менее 20% средней по всей промышленности электроемкости. В то же время доля трех указанных отраслей во всей промышленности составляла в США — почти 49%, в Германии — более 55%, в Великобритании — более 52%, во Франции — около 51%, в Дании — более 54%.

Именно структура хозяйства, а не климатические условия, определяет энергорасточительность России. Сходные с Россией показатели энергонеэффективности у Украины и Казахстана, находящихся в более благоприятных климатических условиях, но имеющих сходную структуру экономики. Некоторое снижение энергоемкости российского ВВП в последние годы было в основном следствием структурных изменений в экономике (роста доли в ВВП относительно малоэнергоемких торговли и услуг, а также добывающих отраслей).

Годы экономических реформ почти не отразились на характере потребления энергоресурсов в России. Большинство постсоветских государств за это время смогли значительно снизить энергоемкость своих экономик: Армения, Казахстан, Польша — в два раза и более, Венгрия, Румыния, Грузия, Литва — на 20-30%. Китай за последнее десятилетие снизил энергоемкость своей экономики в четыре раза. А вот в России уровень энергоемкости во многих отраслях и секторах экономики сегодня превышает и без того высокие исходные значения 1990 года.

Если не будут приняты целенаправленные государственные программы энергосбережения, в ближайшее десятилетие энергоемкость в России будет в лучшем случае плавно снижаться примерно на 2,5% в год за счет собственных усилий экономических субъектов. В то же время в результате экономического роста внутреннее потребление энергоносителей будет расти гораздо более быстрыми темпами. Если в развитых странах в последнее двадцатилетие на каждый процентный пункт прироста ВВП приходилось не более 0,4% прироста потребления топливно-энергетических ресурсов, то в России этот показатель превышает 0,5%. Это, в свою очередь, означает, что уже в ближайшие годы стране придется либо сокращать экспорт энергоносителей, либо существенно увеличить их добычу, либо отказаться от надежд на экономический рост. Поэтому, если исходить из планов удвоения ВВП к 2010 году, для удержания экспорта нефти и газа на достаточном уровне России необходимо выйти на уровень снижения энергоемкости на 4,8% в год. Сделать это возможно только в случае проведения в масштабах страны не просто активной, а по-настоящему революционной политики повышения энергоэффективности.

Сложности формирования такой политики начнутся уже при определении приоритетов. Реальная картина энергоэффективности по конкретным предприятиям и технологическим процессам в России отсутствует. Последний раз потенциал энергосбережения детально и систематически оценивался еще для СССР в 1988 году. Правда, сегодня его и оценивать-то никто не собирается — субъект государственного управления сферой энергосбережения попросту отсутствует. В 2004 году в результате административной реформы был упразднен Госэнергонадзор, игравший важную роль в проведении госполитики в области рационального энергопотребления. «Сегодня, если проанализировать структуру федерального правительства, мы не найдем ни одного подразделения, даже на уровне отдела, которому было бы вменено в обязанность заниматься реализацией политики энергоэффективности. Вроде бы этим должно заниматься Минпромэнерго, но и там за это направление никто конкретно не отвечает, — говорит Игорь Башмаков, исполнительный директор Центра по эффективному использованию энергии. — Это при том, что во многих развитых странах мира (Франция, Япония, Южная Корея) существуют специализированные государственные агентства, координирующие деятельность по энергосбережению. У нас же в федеральном правительстве любят поговорить на эту тему, но не выделяют на это направление ни организационных, ни финансовых ресурсов».

Тем не менее очевидно, что приоритетными должны стать меры по энергосбережению в наиболее энергоемких отраслях. Общий потенциал энергосбережения оценивается разными специалистами в интервале 40-45% от существующего годового потребления энергии. Одна треть его приходится на отрасли ТЭК, еще 35% — на промышленность и 25% — на ЖКХ. При этом речь не обязательно идет о значительных затратах. По расчетам авторов Энергетической стратегии, до 20% потенциала энергосбережения, что эквивалентно 70-85 млн тонн условного топлива в год, можно реализовать при относительно небольших затратах — до 15 долларов за тонну условного топлива. На энергосберегающие мероприятия стоимостью свыше 60 долларов за тонну условного топлива приходится лишь около 15% потенциала энергосбережения. Реализация же оставшихся двух третей потенциала потребует достаточно крупных целевых инвестиций, которые, однако, на 10-30% меньше затрат на добычу и производство соответствующего объема энергоресурсов. Общая же величина требуемых инвестиций в проекты по энергосбережению оценивается Минпромэнерго РФ в 50-70 млрд долларов до 2010 года, что существенно меньше потребностей на тот же период добывающих отраслей — газовой (170-200 млрд долларов) и нефтяной (230-240 млрд). А эффект от этих инвестиций вполне сопоставим: увеличить производство всех энергоресурсов до 2010 года мы сможем максимум на 330 млн тонн условного топлива, а вот снижение энергоемкости даже на 2,3% в год равносильно производству дополнительных 280 млн тонн.

По отраслям промышленности выделяются в качестве приоритетных прежде всего черная металлургия (доля энергозатрат в себестоимости продукции — 20-25%), цветная металлургия (15-20%), химия и нефтехимия (25-30%). Удельное потребление энергоресурсов на тонну стали на предприятиях черной металлургии России на 32-45% выше, чем за рубежом; на тонну алюминия, меди, никеля — от 30 до 100% больше, чем у иностранных конкурентов.

Необходим комплекс мер государственного регулирования на всех уровнях, от федерального до местного, для стимулирования энергосбережения. В качестве меры поощрения полезным было бы введение налоговых каникул для новых или модернизируемых производств, использующих энергосберегающие технологии, на проектный срок окупаемости собственных инвестиций или освобождение от налога на прибыль собственных инвестиций хозяйствующих субъектов, направляемых на реализацию энергосберегающих программ. Правда, вероятность появления таких налоговых льгот в рамках существующего Налогового кодекса невелика.

По материалам Эксперт Online